Создатель книжки «Отряд поручика Лермонтова» Игорь Срибный, полковник ГУР, ветеран спецназа, кавалер трёх орденов Мужества, увидел: «Я пишу о людях, которые выбрали себе нелёгкую судьбу — защищать Отечество. Они достойны того, чтоб о них знали и помнили». Проф военный с приличным боевым опытом в число защитников Отечества включил поэта Михаила Лермонтова, военная биография которого нередко остаётся «за кадром» его превосходных произведений.
О ней в Год защитника Отечества в РФ и в день рождения поэта ведает «Тема Пенза» вкупе с музеем-усадьбой «Тарханы».
Герои нашего времени
Почти все из наших современников, защитников Отечества, прошедшие через грозные тесты, считают русского поэта М. Ю. Лермонтова прототипом русского офицера. В музее-заповеднике «Тарханы» хранятся свидетельства, как личность и творчество поэта побуждали на подвиг.
Не щадить собственных жизней за Родину обещали красноармейцы у могилы поэта, отправляясь на фронт в годы Великой Российской войны. Вот один из отзывов: «Наш выдающийся поэт М. Ю. Лермонтов на нескончаемые времена будет вселять в сердца людей любовь к собственному народу, к нашему русскому языку, любовь к нашей прелестной стране. Лейтенант Никитин».
Судьба Лермонтова продолжает побуждать и сегодня: поклониться могиле поэта в «Тарханах» движутся ветераны боевых действий, в том числе участвующие в СВО.
«Мы меньше других позволяем себя оскорблять!»
Лермонтов не стремился стать военным, он грезил о литературном поприще. «Человек подразумевает, а Бог располагает», — успокаивала А. Верещагина, когда узнала о зачислении друга в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Так началась военная служба выдающегося поэта РФ, в какой ему не в один прекрасный момент довелось обосновывать себе, что пылкое обещание, данное другу — «Если будет война, клянусь для вас Богом, буду постоянно впереди», — не было юношеской бравадой.
Настоящая война вошла в жизнь поэта в пору расцвета творческих сил и литературного признания. На балу у графини Лаваль в феврале 1840 года ребенок французского посланника Эрнест де Барант усомнился в государственном достоинстве русских и услышал от Лермонтова: «В РФ следуют правилам чести так же строго, как и всюду, и мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно». Не сумел промолчать, как это благоразумно сделали другие.
Спор завершился дуэлью. Правитель Николай I был готов к очень грозному наказанию (прямо до разжалования в бойцы), однако принял в почтение предпосылки, вынудившие поэта участвовать в поединке («…не по одному личному неудовольствию, однако более из желания поддержать честь русского офицера»). Поэт был переведён из гвардии в расквартированный на Кавказе Тенгинский пехотный полк.
«Пищу брать пророка Шамиля…»
«Пищу в действующую армию, в Чечню, брать пророка Шамиля…, а если возьму, пришлю по пересылке», — шутил Лермонтов в письме к другу, отправляясь в последнюю ссылку. Тогда шёл один из самых горячих периодов Кавказской войны. При всем этом поэт не возжелал служить при штабе, а получил распределение в отряд генерала Аполлона Галафеева. Боевым крещением Лермонтова станет схватка на речке Валерик, о которой он по-мужски жадно напишет спустя месяц другу: «Нас было в общей сложности 2000 пехоты, а их до 6000; и всё время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и до 300 рядовых, а их 600 тел осталось на месте… В овраге, где была потеха, час после дела пахло кровью». Схватка на «речке погибели» стало переломным в процессе войны и самым ожесточенным.
Боевой задачей Лермонтова было поддержание связи с командованием экспедиции и оперативное информирование о всех передвижениях штурмовой колонны. «6 часов сряду» в протяжении в общей сложности схватки, поручик верхом на жеребце носился меж авангардом на передовой линии фронта и тылом, форсируя реку под неизменным обстрелом.
Представляя адъютанта к боевому ордену, генерал Галафеев «выше похвалы» оценил его «расторопность, верность взора, пылкое мужество и грамотные действия». А в журнальчике боевых действий отметил: «Успеху этого дела я должен распорядительности и мужеству полковых командиров, также поручику Тенгинского полка Михаилу Лермонтову…». Это открыло молодому офицеру новейшие перспективы службы.
Сотка Руфина Дорохова
Скоро Лермонтов получил задание возглавить конную команду охотников (добровольцев) для действенных действий в тылу противника. По словам самого поэта, «нечто вроде партизанского отряда», который далековато не любому, невзирая на требования дисциплины, стал бы подчиняться.
Офицер П. А. Султанов, разжалованный в бойцы, свидетельствовал, что поступить в эту команду могли «люди всех племён, наций и состояний без исключения. Желавшему поступить назначался экзамен, состоявший в выполнении какого-либо сложного поручения. Если экзаменующийся не проваливался, то ему… обривали голову, приказывали отпустить бороду, одевали по-черкесски и вооружали двустволкой со штыком».
Это были мастера войны, для которых опасность и лишения были обычным делом. Огнестрельное орудие они презирали, отдавая предпочтение шашкам и кинжалам. Любопытно, что в историю отряд вошёл как Лермонтовский, невзирая на то, что его сформировал Руфин Дорохов, чья знаменитая храбрость не только не добивалась сравнений, однако сама служила её мерилом. Конкретно он одним из первых высоко оценил воинскую отвагу поручика Лермонтова, к которому до того как относился с недоверием: «Славный малый — добросовестная, ровная душа». Из-за ранения Руфин обязан был бросить отряд, обнаружив для себя подмену в Лермонтове. Так поэту пришлось держать экзамен на командирскую зрелость.
«Блуждающая комета»
Полтора месяца опальный поручик командовал собственной соткой «охотников» (добровольцев). Вкупе с ними бывал в ожесточенных рукопашных схватках и диверсионных рейдах. Они заходили в глубочайшие неприятельские тылы, неожиданно нападая с самых нежданных направлений. Офицер-артиллерист Мамацев ассоциировал отряд Лермонтова с «блуждающей кометой». Сколько орудий команда отбила у противника, скольким товарищам она сохранила жизнь! Действовал отряд в самых грозных критериях.
«Или так горячо, что насилу ходишь, или так холодно, что дрожь пробирает, или есть нечего», — признавался Лермонтов в письме товарищу.
Лермонтовский отряд живёт и доныне: стратегия действий подразделения лежит в базе работы современного спецназа.
«Отец бойцам»
Для собственных бойцов за маленький срок поручик Лермонтов стал если и не папой, потому что был очень молод, однако однозначно непреложным авторитетом. Как равный делил с ними все тяготы похода: спал на нагой земле, ел из 1-го котла.
Генерал Галафеев вновь представил отличившегося поручика к награде. «Недозволено было сделать выбора удачнее, — отмечал он в представлении. — Его всесторонняя одарённость, самоотверженность и распорядительность обеспечили их действиям наибольший эффект».
Однако, как ни старалось конкретное военное начальство отметить офицера заслуженными орденами с «отданием старшинства», наградные свойства возвращались из Петербурга с постоянным отказом. Выхлопотать удалось только отпуск в январе 1841 года.
«Я жизнь понял»
Несложно представить, с какими эмоциями и размышлениями двигался Лермонтов в Петербург. Вволю хлебнувший военных тягот, переживший погибель товарищей и огромное количество других неестественных эпизодов «физиологии» войны, он не сломался. «Я жизнь понял» — этот вывод стал для него определяющим. Он отлично осознавал геополитическую обстановку, как и то, почему русская армия находилась на Кавказе. Как офицер, давший клятву верности Родине, он осознавал, что должен защищать её интересы. Однако как человек, он понимал всю трагическую бессмысленность вражды меж народами.
И. Срибный пишет о Лермонтове: «От тех картинок Кавказа, которые он словами отрисовывают в любом своём письме, веет любовью ко всему сущему, к красивому, а от описания войны с горцами исходит сожаление и боль».
Умопомрачительно, однако мучения, утраты, «страхи войны кровавой», человеческая подлость и коварство не ожесточили поэта. Более того, конкретно тогда, на войне и после неё, Лермонтов написал ведущие свои произведения о жизни и войне, заслужившие в наши дни определение «фронтовая документалистика». Подобных пронзительных, исповедальных стихов ещё не было в русской поэзии.
Всё, что сделал тогда поэт о горцах, в высшей степени человечно. В его словах нет и следа звериной ярости и ненависти, которые постоянно, пусть кратковременно, обхватывают бойца в сражении.
